Текел. Ты взвешен и найден лёгким - Дэвид Лазба

– Знаю.

– Тогда зачем пишешь? – Выставила она вперед челюсть.

Я тяжело вздохнул и нахмурил брови. Почему ее так разозлил мой рассказ? Небольшой, простой, но пессимистичный рассказ про школу и о том, как там паршиво. Не более.

– Я пишу… – Говорю. – Для таких, как вы.

– Зачем это?

– Да чтоб позлить вас и оскорбить хорошенько! – Грубо ответил я и всем телом отвернулся к Софье.

Бабуля фыркнула и не издала больше ни единого звука. Слава Богу. Я уважаю взрослых людей, но иногда они перегибают палку. Да, они дольше прожили, вероятно, больше знают, но, отнюдь, морщины на лице и седые волосы – не привилегия. Всю жизнь, такие, как она, находят во мне козла отпущения. И не все из них старики. «Ты злой», «ты всех ненавидишь» – говорят они. И я удивляюсь, ей Богу. С каких пор, тот, кто говорит правду о человеке и в целом об этом мире зовется мизантропом? Чушь! Покажите мне хорошего человека, и у меня ни за что не повернется язык назвать его плохим или как-то осудить. Покажите мне океан, и я похвалю его. Дайте мне на руки ребенка, и я прижму его к груди, целуя в темечко. Покажите мне просящего, и я подам ему. А если покажете мне кучу навоза, то я моментально назову это говном.

Но самое удивительное, что эти люди, строящие из себя оптимистов, вовсе не являются такими. Это фикция. Они, на самом деле, сами озлобленны на весь мир, а иначе, просто снисходили бы до таких «убогих мизантропов», как я.

– Давай найдем твой рассказ? – Предложила Софья.

– Не надо. – Говорю. – Давай что-нибудь другое глянем.

Я раскрыл книжку и остановился на 97-ой странице. Рассказ назывался: «Как меня заблокировали в социальной сети». Написал некий Святослав Прохоренко.

– Ну, листай дальше. – Сказала она.

– Погоди. – Я поставил палец на начало текста и принялся за чтение.

«Как-то раз, летним, жарким вечером я зашел к себе в социальную сеть и обнаружил, что меня заблокировал старый одноклассник. Что в такие моменты может почувствовать человек пятидесяти лет? Огорчение, обиду, страх, разочарование…» Я остановился, не дочитав до конца.

– Ты прочла?

– Читаю. – Говорит она.

А я задумался, глядя в никуда. И о чем только думал Святослав Прохоренко, когда писал этот рассказ? Что чувствует человек, когда его блокируют на каком-то сайте? Может быть, кто-то и чувствует огорчение или еще что-то на подобие, но как он может почувствовать от этого страх? Страх перед чем? И он пришел с этим на конкурс, надеясь, что победит. С ума сойти. Наверняка, у него полно рассказов вроде этого. Типа: «Что чувствует человек, когда собирает одуванчики?» или «Что я делаю, если у меня в зубах застревает петрушка или мак». Забавно. Не удивлюсь, если бабушке, сидящей рядом, понравился этот рассказ. Мне до жути интересно почитать, что же настрочила она, но мне было безумно лень оборачиваться к ней и узнавать, на какой странице находится ее произведение.

– Да уж. – Дала оценку Софья. – Что за…?

– Дай-ка. – Сказал я, вытягивая из ее рук книжку.

– Дамы и господа! – Вдруг послышался голос Димы.

Я поднял глаза. Он стоял за кафедрой и с микрофоном в руках. Свою засаленную майку он сменил на белую, клетчатую рубашку. За какие-то пару минут он добротно залил ее потом. Я хотел нажаловаться Софье, но потом вспомнил, что это бессмысленно. Ведь он гей и мне незачем его унижать перед ней. К тому же, я и сам порядком вспотел, просто на мне была темная рубашка, и пятна виднелись.

– Наш конкурс начинается. – Вещал он. – Жюри, пройдите, пожалуйста, на свои места.

Жюри были: Григорий, Лидия и какая-то старушка. Они просто уселись на первый ряд, у каждого в руках были эти самые великие альманахи, носители шедевральных произведений.

Все эти скучные, нудные объявления и сама церемония меня не очень интересовали. Зато рассказы в этих книжках вызвали у меня огромное любопытство. Я скакал по страницам в поисках дурацких, смехотворных историй. Все они начинались одинаково, с каких-то незначительных, неинтересных, высосанных из пальца описаний природы или какой-нибудь дурости. Девяносто пять процентов было на тематику войны и старости. Остальные пять – несусветный бред. Однако среди всей этой скукоты я откопал один стоящий рассказ, который сошел бы даже за мировую классику. Он был по-настоящему добрым и человечным, хоть и про войну. Там говорилось о том, как русские солдаты относятся к немцам. Из этого краткого произведения я извлек очень важную для себя информацию. Оказывается, не все солдаты ненавидели своих врагов, находясь на фронте. Многие понимали, что это война и ни у кого нет выбора. Либо убивают тебя, либо ты убиваешь. Конечно, у обеих сторон, были плохие и кровожадные люди. Можно даже подумать, что их было большинство, особенно среди немцев. Но эта история была именно о дружном, добром товарищеском коллективе. Людском.

А самая абсурдная, несуразная чушь была написана какой-то женщиной, под псевдонимом Анна Невыносимая. Ее рассказ имел величественное название: «Синтезатор чувств». А начало звучало так:

«Кокосовой стружкой ложился февраль. Эта сухая мякоть разлеталась на ветру, хороня заблудших кошек и немых крыс на пыльных балконах, различных женщин…», я дочитал бы и дальше, но Софья толкнула меня в бок и сказала:

– Сейчас жюри объявит победителей.

– Что? – В недоумении, спросил я. – Каких победителей? Уже?

– Ну, да! Мы, считай, пришли только на вручение. Жюри выбрало победителя и сейчас его назовет. Ты что не слушаешь?

Я действительно не слушал. Есть у меня такая способность: становится глухим, когда мне не интересно.

– Жюри сделало выбор… – Голосил Дима.

– Ну, давай уже быстрее… – Пробурчал я.

– Куда ты спешишь? – Она взглянула мне в глаза и попыталась найти в них ответ.

Наши пальцы переплелись. Я укутался лицом в ее аспидно-черные прямые волосы и задержался там на некоторые время. Безграничная, таинственная вселенная.

– И все три судьи выбрали Михаила Гаврикова! – Воскликнул Дима. – С его замечательным рассказом «На фронте радостей нет»

Все захлопали, а я не вылезал из волос. Принюхивался к опьяняющему запаху ее тела и желал зарываться все глубже, и глубже.

– Адам. – Отодвинула она меня. – Перестань.

– Нет, не могу. – Сказал я и снова потянулся к ней.

– Все ваши работы прекрасны. – Говорил Дима с кафедры, подбадривая тех, кто не выиграл. – А Михаил Гавриков получает приз, в виде вот такой вот грамоты.

Я вытащил свою голову, последний раз пробежался по всему залу и сказал:

– Ну, все. Пойдем.

На улице было жарко. Пылающее солнце стояло очень высоко, окрашивая белую тойоту моего брата в лимонный цвет. Волосы Софьи заблестели. Я был рад тому, что эта глупая церемония окончилась так скоро. Честно говоря, я даже не понял, что это было. Да и плевать.

Мы сели в машину, я завел ее и вдруг из здания вылетел Дима.

– Мы совсем не попрощались. – С досадой сказала она, глядя на меня. – Так некрасиво.

Он подбежал к машине. Я опустил стекло.

– Спасибо за все. – Говорю. – Было круто.

– Уже уходите? – Запыхавшись, спросил он. – Я думал, останетесь. Мы сейчас чай будем пить.

Может, Софья и горела желанием остаться, но я безотчетно надеялся, что нет. Мне очень хотелось думать, что она имеет больше желания побыть со мной наедине.

– Ты знаешь… – Протяжно произнес я. – У меня нет желания оставаться тут.

Я почувствовал затылком, как она начала краснеть и опустила вниз глаза.

– Это все из-за того, что ты не выиграл? – Спросил Дима.

– Нет.

– А из-за чего тогда?

– Я сюда изначально не хотел. Это все она. – Я кивнул в сторону Софьи.

– А… – Расстроенным тоном сказал Дима. – Ну, хорошо.

– Скажи всем «спасибо». – Махнул я рукой, закрывая окно.

Он, молча, стоял и пустыми глазами смотрел на меня, через стекло. А мы неподвижно сидели.

– Чего же ты ждешь? – Нервно спросила Софья. – Поехали.

– Машину подготавливаю.

– К чему?

Ее смущало, что этот Дима все еще стоит и смотрит. Мне не хотелось с ней ссориться и показывать свой гнилой характер. Я резко ударил по газам, и мы уехали.

– Куда поедем? – Спросил я.

Софья молчала. У нее были нахмурены брови. Ей не нравилось мое дурное, брюзгливое поведение. Она была честной, ничего не скрывала. Наверное, это потому что была молода, и ее пока не отравило это ужасное, грязное, либеральное, вонючее общество, которое вынудит любого мыслящего тростника начать лгать. В этом мы с ней были похожи.

– Ну, хватит дуться. – Сказал я, улыбаясь.

Я притормозил около одного маленького кафе и посмотрел на нее.

– Ты не очень красиво себя повел. – Сказала она.

– Хотела, чтобы я солгал ему?

– Нет.

– А что? Я сказал правду. Тут ты либо лжешь, либо говоришь правду.

– Я думала, тебе будет интересно. Думала, что понравится….